«Почему Доброва интересовало трагическое и совершенно невозможное для восприятия? Он порой показывает нам чудовищные вещи, ужасные вещи, но так уравновешивает их своим мастерством и своей любовью, что это почему-то перестаёт быть отталкивающим. Эти кошмарные темы, этот разорванный мир... Другой отвернётся с диким страхом, а он с любовью и состраданием мог на это смотреть, рисовать и видеть своё.

Но разве «Освежёванный бык» Рембрандта – это о смерти? Нет! Это о жизни! О быстротечности земной жизни, о её уязвимости. Сегодня ты здесь, а завтра там. Художник заставляет думать и смотреть в глаза тому, с чем неприятно сталкиваться. Но ведь без этого жизнь неполноценна....

Этот путь дан ему изначально, это видно невооружённым глазом... И этот внутренний путь отражается во внешнем, реальном мощном пути – в географически, казалось бы, не связанных точках. Но их объединяет общая чаша страдания...

Сострадание – это особое состояние, человек с этим, видимо, рождается. Профессиональная жизнь Геннадия целиком являлась следствием сострадания как состояния духа (а не милосердия как быстрой отзывчивости). Человек может себе сказать: я буду лучше, буду помогать ближним. Но человек не может сказать: я буду сострадать.

Так всё же, почему он выбирает эти невозможные темы? Почему мы можем говорить о космосе, о звёздах? Потому что, по Канту, мы сами несём в себе частицу космоса, частицу звёзд. Художник Добров не есть зритель, он находится внутри того, что он делает, что он рисует. Именно поэтому он действует так – шоковым образом. Это принцип голой правды. В мужестве его можно поставить рядом с Верещагиным, где тот же принцип голой правды и сострадания.

Геннадий Добров, его профессиональная жизнь – это и есть обнажённая правда и сострадание, именно они – движущая сила его характера.

Именно здесь, во всём этом, выходящем за сферы эстетического, бросающего прямой вызов гуманистическим идеалам прошлых веков, он обнаруживает свою концепцию времени и свою концепцию истории.

Все, кто хоть ненадолго, мимолётно соприкасался с Геннадием Михайловичем, чувствовали масштаб его личности и его творчества. Он тащит за собой. Он втягивает, втаскивает в это сочувствие. И хочешь или не хочешь, а попадаешь туда вместе с ним. И мы тоже оказываемся внутри. Он помещает нас в своё пространство – и мы уже другие.

30 лет быть прикованным к постели. 1975 г.	Рассказ о медалях. Там был ад. 1975 г.

Есть много хороших художников, есть отдельные неожиданные выразительные находки, но это как малые реки... А есть мощная сибирская Ангара, она совсем другого масштаба. И вот у Геннадия был масштаб, колоссальный масштаб проникновения, постижения и охвата своего времени. Он видел не фрагментарно, у него не было проблемы границ. Его работы – хроники страданий, летопись нескончаемых страданий по всему миру...

И его знаменитый цикл «Автографы войны» (об инвалидах, изувеченных в Великой Отечественной), его уникальные зарисовки из бывших концлагерей Западной Европы, из музея Рейхстага, афганские работы, серии рисунков «Международный терроризм» и «Душевнобольные России» – всё это составляет художественную летопись нашего насыщенного событиями и невероятно опасного времени.

То, что сделал художник Добров для России, абсолютно уникально. Этот хрупкий, внешне очень беззащитный человек всегда рвался в огонь, на передний край, куда никто из всего творческого «цеха» не отваживался даже ступить. Он создал неповторимые хроники военных лет России конца восьмидесятых – нулевых. Всегда на переднем крае, вооружённый только карандашом и альбомом».

«ЛГ»-досье

В городе Валенсия (Венесуэла) в преддверии Дня памяти и скорби открылась выставка работ народного художника России Геннадия Доброва из серий «Реквием» и «Автографы войны». Выставка организована по инициативе наших соотечественников при содействии посольства России и Россотрудничества. Она открыла неделю русской культуры в Венесуэле. Выставка побывает в Маракае и Каракасе.