|
Характеризуя художника, принято в первую очередь говорить о его вкладе в искусство, творческом методе и т. д., вехи жизненного пути упоминая лишь в необходимой степени и вскользь. В случае с Добровым жизненные обстоятельства и искусство настолько переплетены, что понять природу и органичность сложившегося творческого лица художника без экскурса в его жизнь попросту невозможно.
Замечено, что творчество художника нередко питают впечатления детства. У Геннадия, выросшего в заботливой художнической семье, оно пришлось на послевоенную пору, и следы войны – калеки на каталках, «автографы», как он позже назвал ими свою первую знаменитую серию – видны были повсюду. Психушка на соседней улице с нелепыми страдальческими фигурами ее узниц, параллельное присутствие этой темной стороны жизни предопределили возникновение в его творчестве и этой темы...
Удивительно то, что художник, подобно многим, не отвернулся от «сложных» тем: обладая очевидным внутренним стержнем, моральной несгибаемостью, он и в своей жизни не избегал проблемных путей, принимая за данность повороты судьбы.
Жизненный и профессиональный путь художника не был легким. Отказавшись наступить на горло собственной песне и скорректировать дипломную работу при окончании Суриковского института в сторону соцреализма, художник выпустился без диплома, что автоматически закрывало для него путь в профессиональный союз. В свою очередь это лишало возможности легально, без риска быть привлеченным за «тунеядство», заниматься искусством, а омская прописка не давала возможности остаться в столице. По чьему-то совету Добров поступил на работу в милицию - только потому что это давало жилплощадь и столичную прописку по истечении трех лет службы. Работая постовым на Белорусском вокзале, художник насмотрелся на «изнанку» жизни – криминал, подлость, человеческие драмы и трагедии, тщательно после службы зарисовывая впечатления дня.
Решив проблему с пропиской и уволившись из органов, Геннадий, по-прежнему не состоявший в Союзе художников, вынужден был искать новую работу, позволявшую совмещать ее с занятиями искусством. Художник устроился санитаром в Склиф, соблазненный рабочим графиком «сутки через трое» - все остальное время он рисовал. Опыт работы в Склифе, а впоследствии в психбольнице № 7, в том числе, с неуравновешенными «ходоками за правдой в Москву» не только принес ему дополнительный изобразительный материал, но и навсегда снял барьер в общении с больными и убогими, упростив коммуникации на благо творческих замыслов. С другой стороны, художник невольно стал задумываться над истоками их болезней, причинами срывов. Геннадий стал интересоваться психиатрией, покупал учебники, сборники статей, отслеживая связь гениальности и безумия.
Первой крупной работой художника стала серия из 36 рисунков с инвалидов войны, разбросанных по реабилитационным центрам по всей стране - от Крыма и Армении до Карелии и Сахалина. По совету Е.А. Кибрика, не отважившегося на подобную тему, художник едет на Валаам, совмещая портретные сеансы с привычной для себя попутной опекой над ветеранами, рисуя полузабытых героев, подвиг которых продолжался в необходимости каждый день жить без руки, без ноги, или вообще смириться с неподвижностью.
Добров торопился: третье и четвёртое десятилетие после войны – а работу художник начал в 1974 - для многих её инвалидов становились предельным рубежом, который израненный организм уже не в силах был преодолеть.
Пронзительные станковые листы этой серии, создававшейся на протяжении 7 лет, шокирующие физиологизмом увечий на фоне крепости духа героев, по силе воздействия сопоставимы с «Герникой» Пикассо или «Апофеозом войны» Верещагина. Однако они открывали нелицеприятную правду войны, а потому, даже принятые выставкомами, не вывешивались в экспозиционных залах: художника обвиняли в «наслаждении уродствами», в «извращённом сознании» и даже … «в бездушии».
Ситуация изменилась только с перестройкой: показанные на Кузнецком мосту работы произвели эффект разорвавшейся бомбы, одна за другой посыпались публикации, радио- и телепередачи, документальные фильмы. Зрители оставляли восторженные отклики, в героях листов посетители подчас находили своих «без вести пропавших» родственников. Через 1,5 года агентством АПН был выпущен альбом на 3-х языках, а Советский Комитет Защиты Мира наградил художника медалью «Борцу за мир». Художник впервые столкнулся с признанием: в 1993 г. серию приобрел музей на Поклонной горе, а несколькими годами позже она выдвигалась на соискание Государственной премии.
Тема войны была продолжена серией «Реквием», посвященной фашистским концлагерям. В отличие от «Автографов войны», в ней не было портретных работ, а вместо монументальных листов появились камерные зарисовки с руин газовых камер и крематориев Майданека, Равенсбрюка, Освенцима – всего около 70 рисунков и набросков. В 1995 году они выставлялись на персональной выставке в Госдуме РФ, а позже - в Музее на Поклонной горе. За эту серию Геннадий Добров получил звание Заслуженного художника России.
Став мастером антивоенной гуманистической темы, художник продолжил ее в сериях, посвященных «горячим точкам» - местам, где в цивилизованных XX и XXI веке противоестественно пылали пожары конфликтов. В 1989 г. он впервые приехал в Афганистан: сразу по окончании боевых действий и выводу советских войск, по горячим следам зарисовывая страдания афганского народа в измученной войной стране. Всё, что он увидел, его потрясло: масштабы разрушений, раненые старики, покалеченные дети, напомнившие ему послевоенный Омск его детства: та же разруха, бедность, инвалиды повсюду. 5 раз ездил художник в Афганистан, прорывался в лагеря беженцев, когда оттуда бежали все, кто только мог. Как всегда, добротно и основательно делая свое дело, проявляя изрядный героизм в не остывшей от войны стране, художник пешком исходил Афганистан, 6 раз пересекая тоннель под перевалом Саланг, в котором ранее происходили ожесточенные бои. За серию рисунков «Молитва о мире», состоявшей из 100 листов, художник получил звание «Заслуженного деятеля искусств».
В 2004-м году Геннадий Добров дважды ездил работать в разорённый Грозный. Полные сострадания рисунки из серии «Я любил этот город», в котором он бывал задолго до войны, печатались равно в чеченских и русских журналах. Четырьмя годами позже подобная серия была посвящена Цхинвалу.
Отдельной темой в искусстве Доброва стала серия, посвященная душевнобольным. В ней сказались и детские впечатления, и опыт работы в психиатрии, и проекция узкого восприятия проблемы на любые отклонения от стереотипа социального поведения. Показателен в этом смысле роскошный лист «Инакомыслящий» с пометкой: «Автопортрет-фантазия». Такой же «белой вороной», отстаивавшей очевидные, но нелицеприятные истины, всю жизнь, наверно, воспринимал себя художник: и когда отказался от «беспроблемного» диплома, и когда изображал то, от чего стыдливо отводили глаза другие… Как отметила сценарист и литературный критик Т.С. Никитина «Я ни разу не слышала, чтобы Добров что-то делал по заказу. Похоже, заказы он получал от самого Господа Бога».
И хотя творческое лицо Доброва ассоциируется в первую очередь с его мощной графикой, Геннадий Михайлович писал и выразительные холсты. В перестройку наряду с ждавшими своего часа «Автографами войны» прогремела картина художника «Прощальный взгляд», вызвавшая дискуссии в профессиональной среде. Долгие годы художник трудился над масштабным полотном «Коммуналка», обобщающим личные жизненные впечатления, идеей христианского милосердия проникнут многоплановый холст «Бред преследования».
В предлагаемую вниманию зрителя экспозицию включены более камерные живописные произведения художника: портреты близких, «Осенний натюрморт» и т.д., подкупающие выразительностью формы и сочным цветом, а представленная графика отражает различные периоды творчества мастера, максимально широко выявляя его творческий диапазон.
Жизненный и творческий путь Геннадия Доброва – пример того, как честность и бескомпромиссность в искусстве, до поры коробящем взор неприглядностью своей горькой правды, рано или поздно окупаются признанием, сохраняя эталонной репутацию автору. Важно и то, что таких смельчаков, увы, слишком мало – тех, кто, подобно чеховскому «человеку с молоточком» будит совесть благополучного большинства. И потому каждый из них – как и Геннадий Добров - поистине на вес золота.
|
